– Я могу постелить вам в любой комнате, где только захотите.
Она спросила себя, интересно, в какой комнате занимались любовью Камора с Надей? Наверно, в спальне, на широкой кровати Шевкии, где могло поместиться шесть человек, если не все восемь.
И тут же другая мысль обожгла ее – ведь она просила помощи и защиты у человека, которому они с Мишей вынесли приговор, которого решили подставить, взвалив ответственность за убийство Газановой на него. Теперь все вспомнят, что на острове в день убийства видели человека с родинкой над верхней губой.
– Послушайте, Хитов, а как вы бы себя повели, если бы узнали, что ваша невеста, с которой вы уже живете в одной квартире, спите вместе, едите… Словом, вы меня поняли… Так вот, как бы вы себя повели, если бы узнали, что она изменяет вам с вашим соседом? Что бегает к нему ночью, пока вы спите… Причем живете вы с ней в вашей квартире…
– Выгнал бы ее, – пожал плечами Хитов с видом человека, который не понимает, как можно задавать подобный вопрос, ответ на который очевиден. – Вместе с вещами… прямо на лестницу…
– А с соседом что сделали бы?
– Ничего. Он-то здесь при чем, если она сама к нему бегает. Ненавижу таких женщин… А почему вы об этом спрашиваете?
– Мой жених, Сергей, живет у меня, а сам бегает к соседке… ночью… Думает, что я ничего не вижу и не слышу… Мне кажется, что у меня скоро кончатся силы, что я умру… Разве так можно?
– И как долго это продолжается?
– Почти месяц, – не моргнув глазом ответила Татьяна. – У нас свадьба на носу… Он возвращается от нее под утро, от него пахнет этой женщиной…
– И вы еще раздумываете, как поступить? Я могу помочь вам в случае, если понадобится физическая сила… Ну, если он вздумает распускать руки…
Он окончательно пришел в себя, этот москвич, этот близорукий жених погибшей художницы-неудачницы, вот только не понял, что Камора бегал к его невесте… И еще – он не чувствует приближающейся опасности.
Таня поблагодарила его кивком головы и решительно направилась к двери. Она вошла в свою квартиру и сразу поняла, что Камора не спит. В кухне горел свет, пахло табаком.
Таня, даже не заглядывая в кухню, распахнула дверь в спальню, зажгла лампу и принялась вытряхивать вещи Каморы из шкафа. Много вещей, большая часть которых была куплена ею, Татьяной. Ей так хотелось, чтобы у ее будущего мужа были красивая одежда, обувь… Но он все равно продолжал носить отвратительные желтые и пестрые, попугаечной расцветки, галстуки…
– Э-эй! Полегче на поворотах! – Камора уже стоял в дверях. В смешных клетчатых трусах и белых спортивных носках. В зубах его была зажата сигарета. – Ты чего это, взбесилась?
– Быстро собрал все это барахло и вон отсюда! – сквозь зубы процедила Татьяна и, со злостью выдернув сигарету, швырнула ее на ковер и растоптала. – Быстро, ты понял? Если ты этого не сделаешь, я позову Хитова, и он тебе поможет…
– Ты, дура, ему все рассказала?
Таня развернулась и со всего размаху ударила его кулаком по лицу, не глядя. Затем наотмашь ладонью по носу. Камора стоял, пораженный тем, что происходит, и, казалось, не чувствовал ни боли, ни того, что с подбородка уже капает кровь…
– Считаю до трех!..
…Было уже восемь утра, а она все сидела в кухне за столом и спрашивала себя, почему не поступила так раньше. Спрашивала, но не находила ответа. Затем встала, включила электрический чайник и приготовила себе бутерброд с маслом и колбасой. Это был самый вкусный бутерброд в ее жизни!
На улице стояла невыносимая июльская жара, в машине было душно, но, когда Крымов включил кондиционер и салон стал наполняться прохладным воздухом, обе женщины, Бескровная и Земцова, запротестовали.
– Выключи, а то простудимся… – сказала Юля, похлопав Крымова по плечу. – И вообще мы зря сделали, что взяли тебя, Татьяна, – она оглянулась на Бескровную, – с собой… Родишь еще, чего доброго, на этом чертовом острове…
Крымов, услышав это «мы», немного успокоился.
– Таня, послушай, мы здесь все свои. Что случилось у тебя с Минкиным? – спросил он.
Таня с Земцовой переглянулись. Минкин не мог рассказать Крымову о том, что произошло в его семье. Откуда он знает? Догадался по поведению обеих женщин?
– А ты сам спроси у него, – отвернувшись к окну, произнесла Татьяна.
– Я могу только догадываться. Но ты уверена, что…
– Уверена. – Она не дала ему договорить. – Уверена, что на мужчину полагаться нельзя, даже если этот мужчина по-своему и любит тебя, и хочет, чтобы ты родила ему ребенка. Мужчина слишком многого хочет от жизни – и семью сохранить, и гулять на стороне… Ему, видите ли, разнообразие требуется, чтобы он себя постоянно мужиком чувствовал. Нам, женщинам, тоже не мешало бы каждый месяц менять партнеров, от этого кровь обновляется, блеск в глазах появляется, да и муж будет любить тебя сильнее…
– Ты знаешь это из собственного опыта?
– Да. Представь себе. И вообще, Крымов, я очень люблю и уважаю тебя, поэтому не хочу, чтобы мы сейчас поссорились… Я слишком зла на Минкина, и мне не хотелось бы, чтобы ты попал под горячую руку, понимаешь?
– Сначала проверь, действительно ли все так страшно, как ты думаешь. Может, произошло какое-то недоразумение? Я понимаю, что не имею права вмешиваться в вашу личную жизнь, но я знаю, что Виталий очень тебя любит, да это же видно, наконец!
– Я сама за нее расстроилась, – с горечью заметила до этого молчавшая Земцова. Она достала платок и теперь промокала выступивший на лице пот. В машине было нечем дышать. – Ладно, Крымов, включи кондиционер, но только минут на пять, а то мы сейчас расплавимся… Нет, Бескровная, тебе действительно не стоило с нами ехать. Чем ближе мы подъезжаем к Волге, тем мне все неспокойнее за тебя…